Модель «книги будущего»
Жалобы учителей на учеников свидетельствуют о фундаментальном цивилизационном сдвиге. Сегодня на наших глазах начинает исполняться пророчество канадского философа Маршалла Маклюэна. В 60-х годах он писал о том, что развитие электронных средств коммуникации вернет человеческое мышление к дотекстовой эпохе. То есть линейная последовательность знаков перестанет быть базой нашей культуры.
Интересно, что Маклюэн роль будущих электронных средств коммуникации предсказал, зная только телевидение. А по современным меркам телевидение тех лет было слишком архаичным, так как предполагало своим зрителям только линейную последовательность повествования и в фильмах и в телепередачах. Тогда как сегодняшний зритель берёт в руки пульт и начинает переключать каналы. Нарезая изображение на отдельные, не связанные между собой фрагменты, он приводит телевещание в соответствие со своим личным менталитетом. То есть обогащает телевещание персонально-интерактивной модернизацией.
Добавим, что для клипового сознания даже комикс архаичен, так как построен всё на той же логической линейности и монотонной последовательности сюжета. Из этого примера следует, что опасность для книги заключается не в электронной подаче информации, а в том, что теряется само понимание, зачем, собственно говоря, нужна длительная последовательность в изложении мыслей, если смысл можно-таки уложить всего в несколько кластеров, несвязанных между собой.
Словарь с короткими, ссылающимися одна на другую статьями – вот идеальная книга будущего. Текст будущего – короткий и рубленый. Вроде реплик в «ЖЖ» или «Твиттере».
Антикультура
газетной периодики
Очевидно, что если «дотекстовое» (а вернее, посттекстовое) мышление и наступит, то не только из-за прогресса в электронных средствах коммуникаций. Тут дело и в самом развитии у людей стремления быстро усваивать информацию и расширять многообразие воспринимаемых тем.
Начало бурному развитию подобных стремлений было положено появлением многотиражных газетных периодик. Как известно, в них информация подаётся не по-книжному: в основном короткими и между собой не связанными текстами. Поэтому уже в XIX веке многие выдающиеся деятели европейской культуры поняли, что газета – это страшная «антикультурная сила».
Оказалось, что чтение газет переделывает мышление. Оно воспитывает особый тип поверхностного и разбросанного восприятия. Заядлые читатели газет начинают видеть мир явно через призму прочитанных статей. И многие из них вообще перестают интересоваться более сложной интеллектуальной «продукцией».
Европейские и отечественные интеллектуалы в адрес газет строчили гневные обвинения. Например, критик Александр Скабичевский, предостерегая Чехова от работы в газетах, писал, что газетное царство грозит ему участью клоуна, шута и – в итоге – выжатого лимона.
Цветаева сочинила экспрессивную пародию на «читателей газет» –
Глотатели пустот,
Читатели газет!
Газет – читай: клевет,
Газет – читай: растрат.
Что ни столбец – навет,
Что ни абзац – отврат.
Телеграф как законодатель
литературной моды
Развитие электросвязи способствовало как дроблению информационных сообщений, так и усилению в них лаконизма. Телеграф даже привел к появлению специального телеграфного языка – предельно лаконичного. Вспомним, что одно время он обходился без предлогов и союзов.
В истории русского языка появление такого весьма уродливого явления как аббревиатура, получившее феноменальное распространение со времён Первой мировой войны, было связано именно с развитием телеграфной связи. Но потом аббревиатуры стали настолько привычными, что без них сегодня уже не обходятся ни в деловых, ни в административных, ни в эпистолярных текстах.
А ещё телеграф породил телеграфные агентства. А те в свою очередь – особый жанр «информационного сообщения». Основными параметрами этого жанра стали сверхкраткость и полное отсутствие риторических или интеллектуальных украшений. С тех пор, как в начале ХХ века газеты начали тиражировать сообщения телеграфных агентств (без какой бы то ни было литературной обработки), последние оказались общепризнанным эталоном концентрации смысла.
Журнал или газета хотя и состояли из отдельных статей и заметок, но объединялись в номера или выпуски, каждый из которых делился на разделы, упорядоченные по некой иерархии. Например, почти во всех случаях политические новости шли впереди. Это сглаживало антилитературные тенденции телеграфного стиля.
Номера газет и журналов представляли собой консенсус между желанием собрать как можно больше разнообразных фрагментов информации и квазикнижной формой выпуска печатного издания. Разделы и рубрики придавали статьям как бы функцию «глав». Во всяком случае, они в этом качестве хоть и с некоторой натяжкой, но могли так восприниматься читателями.
О пророческой фрагментарности
авангардизма
В начале ХХ века параллельно победоносному шествию невразумительных аббревиатур и стилистики телеграфных агентств в общественной жизни не менее активное брожение происходило и в сфере высоких искусств. Эпатажный модернизм вовсю стал экспериментировать с разложением смысла на несвязные фрагменты. Футуристическая живопись нарезала мир на кубики и лучи. А литераторы-модернисты изощрялись в ломке последовательности «линейного повествования».
Розанов, когда писал свои «Опавшие листья», явно нуждался в «Живом журнале». Хотя и не знал этого.
Тогда же дадаист Тристан Тцара предложил разрезать поэмы и вытаскивать слова или фразы из шляпы в произвольном порядке, создавая новое произведение.
Подобная акция сама по себе не была художественно значимой – но её появление оказалось чрезвычайно симптоматичным. И с тех пор историки литературы неизменно называют Тцару предтечей особой авангардистской технологии – нарезки «cut-up», – разрушающей в художественных произведениях традиционную линейность.
Например, ещё в 1959 году художник и писатель Брион Гайсин разрезал газетные статьи на отрывки. А потом их наобум реконструировал.
Позже к числу создателей текстов в технологии cut-up относили и Уильяма Берроуза, и Джеффри Нуна. А также Курта Кобейна из группы «Nirvana».
Моделирование личности
«продвинутого гражданина»
Литературный постмодернизм ХХ века – с его эстетикой коллажа и каталога – стал для книжной литературы экстремистской экзотикой. А наиболее продвинутые культурологи говорят и о его заслугах. Основную заслугу литературного постмодернизма они усматривают в прогностическом моделировании «информационного поведения» человека в Интернете (и вообще в системе электронных коммуникаций).
Сегодня в XXI веке в постмодернистских произведениях кто-то может и не разглядеть ничего особо удивительного. Но если обратить внимание на хронологию, то становится очевидным, что предсказания постмодернизма примерно на двадцать лет опередили появление самой эпохи (!) электронных коммуникаций.
Считается, что становление постмодернистской литературы приходится где-то на 1970-е годы (по некоторым версиям – на 1950-е), тогда как массовое распространение электронных коммуникаций началось в 1990-х годах. То есть постмодернизм, ещё ничего не зная, например, об Интернете, в своих произведениях уже вовсю моделировал «раздробленное поведение», которое сегодня с человеком случается в Интернете.
Другими словами, когда возник Интернет, то оказалось, что «субъект коммуникаций» удивительно созвучен эстетике, уже осуществлённой постмодернизмом.
И не то, что б постмодернизм, по примеру научной фантастики смог предсказать технические возможности современных телекоммуникаций, но он смог предчувствовать тот психологический тип личности, который для наилучшего удовлетворения своих потребностей будет нуждаться в электронных средствах коммуникаций. Как сто лет назад «личность» вдруг стала нуждаться в газетах и телеграфе, так теперь для «нормальной жизни» современнику оказался необходим Интернет.
Особо отметим, что постмодернисты в своих опусах разрабатывали не просто какую-то очередную эстетику. Они корпели над прагматикой. То есть они старательно выискивали, конструировали и фиксировали те формы, в которых будет нуждаться нарождающийся «продвинутый» тип гражданина «постиндустриальной цивилизации».
Пять факторов возникновения
«клипового мышления»
Можно выделить пять ключевых факторов, развивающих и(или) порождающих у современников «мышление постиндустриальной эпохи». Подноготная все этих факторов так или иначе связана с разными степенями «житейской актуальности» для личности (от мимолётной степени до принципиальной)
Фактор 1: объём информации
Возрастание объёма информации прямо пропорционально её актуальности. И пусть она будет мелкой, мелочной или даже ложной – всё равно, лишь бы степень её накала задевала человека «за живое».
Подчеркнём, что сама по себе актуальность (даже быстротечная) не плоха. Но она приводит к появлению проблем и при отборе и при сокращении информации. То есть появляются серьёзные затруднения в выделении самого главного и «фильтрации» лишнего.
В постиндустриальном укладе возникает тенденция исходные тексты заменять конспектами, рефератами и эрзац-изложениями. Слова часто заменяются аббревиатурами.
Тогда как традиционная «книжная культура» не предполагает ни увлечения, ни злоупотребления сокращениями. И краткое изложение книги представляет собой совсем другой текст. Который совсем не эквивалентен оригиналу.
Фактор 2: скорость поступления
Увеличение скорости поступления актуальной информации приводит к сокращению времени, которое требуется для её понимания, обработки, обобщения.
При чтении линейно-текстовой литературы скорость восприятия информации во многом регулируется самим читателем (и техникой его чтения, и привычкой задумываться то над значением отдельных слов, то над логикой грамматической конструкции, то над позицией повествователя или своей собственной и т.п.). Тогда как, например, в экранных формах подачи информации такой возможности у воспринимателя уже нет.
Ускорение темпов нашей жизни сокращает возможность подробного и досконального осознания причинно-следственных цепочек, в которые вписывается новость, сообщение, информация.
Воспринимаемый текст не успевает «обрасти» субъектной интерпретацией. То есть он лишается личностного толкования существующего контекста.
В результате восприятие оказывается поверхностным, формальным и(или) раздробленным.
Фактор 3: тематическое разнообразие
Чем разнообразнее актуальность поступающей информации, тем больше возникает проблем в отборе, выделении главного, установлении причинно-следственных связей, понимании контекста.
Напомним, что Западная культура с «эпохи Возрождения» последовательно училась находить все больше факторов, определяющих протекание любого явления, решение любых проблем и объяснение любых фактов. Это привело к тому, что сейчас «факторы» любого явления обнаруживаются в геометрической прогрессии. Поэтому появление любой задачи-вопроса-проблемы может обрушить на нас поток разнообразной информации.
Например, решение современных проблем управления предприятием требует технической, финансовой, социальной, психологической и т.д. информации.
А исход современной войны зависит и от экономики, и от пропаганды, и от морального состояния населения. И даже от достижений академической физики в соседних странах.
А в школе учитель математики должен разбираться не только в своём предмете, но и в тонкостях общей дидактики, возрастной психологии, здоровье сберегающих технологиях и т.д. Это не говоря о том, что ему необходимо быть и компетентным в компьютерных технологиях.
Каждая «актуальность» означает для личности возникновение большого числа новых информационных потоков, относящихся к совершенно разным темам, интересам и компетентностям.
Фактор 4: количество дел
Вал актуальности, накрывая современного человека, приводит к увеличению числа дел, которыми тот начинает заниматься одновременно.
Пятьдесят лет назад «занятие» предполагало если не «полное поглощение» этим занятием большей части жизни человека, то хотя бы его «серьёзную занятость» этим занятием в текущей ситуации. То есть предполагало более или менее продолжительную концентрацию внимания человека на одном-единственном предмете.
Занятие же несколькими делами обычно свидетельствовало или о поверхностном складе или о какой-то «особо кипучей» натуре.
Сегодня же неслучайно различные дела, занятия и увлечения всё чаще стали называться «проектами». Подобная замена связана с двумя важными моментами. Во-первых, проект, в отличие от «дела» и «занятия», имеет ограниченный срок существования, после чего он будет сменён другим. Во-вторых, проект не претендует на то, чтобы монополизировать время и внимание человека.
Сегодня в «продвинутых слоях» постиндустриального общества принято заниматься одновременно несколькими проектами. Писатель пишет несколько романов, бизнесмен управляет несколькими бизнесами и т.д. «Хвататься то за одно, то за другое дело» – для современного человека формула вполне универсальная.
Поскольку человек оказывается одновременно в разных быстротечно-информационных потоках, то он и заниматься начинает разными проектами одновременно. Каждый из которых можно сравнить с категорией сюжета в письменной культуре. Один проект – это один сюжет с началом, серединой и финалом (всё по «Поэтике» Аристотеля).
Подчеркнём, что «сюжет» является основой целостности текста в литературном произведении. Но многопроектность разрушает подобную основу безоговорочно. «Клиповость» становится образом повседневной жизни современного человека.
Фактор 5: диаложная фрагментарность
Быстротекущая и(или) мимолётная актуальность приводит к усилению диалогичности на разных уровнях социальной системы.
Риторика всё больше становится похожа на диалектику. Проповеди – на дискуссию.
Линейный текст – это монолог автора. А реплики собеседника разбивают его «текст» на фрагменты.
И это становится привычным.
Совокупность перечисленных факторов порождает особый культурный феномен: «клиповое мышление», которое связано с высокой фрагментарностью восприятия (1) бурного потока разнообразной и разнородной информации и навыком быстрого переключения (2) между воспринимаемыми фрагментами.
Когда возникла и стала развиваться культура «клипового сознания», то в жизни людей место прежнего избытка времени занял его дефицит. А эстетика оказалось заменённой прагматикой.
Эффект «переваривания пищи»
Востребованность во фрагментарной, неупорядоченной и(или) нелинейной подаче информации можно обнаружить в жизнедеятельности даже самых заядлых почитателей книжно-текстовой линейности.
Представим человека, который не штудировал трудов – ну, скажем, Канта, – но при этом работал с большим количеством книг, в которых часто встречались ссылки на те или иные идеи Канта или пересказы его основных положений.
Конечно, он в итоге узнаёт все важнейшие мысли Канта. Он даже сможет сдавать экзамен по Канту в философском вузе, если будет знать, в какой именно книге какая из идей была высказана. Хотя ему будут совершенно не известны аутентичные тексты данного философа. И в частности – сама последовательность изложения у автора идей, уже известных нашему герою.
Разумеется, такое ознакомительное знание будет недопустимо для специалиста. Но если читатель – не философ, не историк, не эстет, то он, может и не найди времени, сил, интереса или усидчивости для обращения к кантовскому наследию.
О Канте у этого человека сформировалось представление относительно верное потому, что вся книжная культура со «старыми авторами» поступает так, как человеческий организм поступает с едой. Она «переваривает» их, расщепляя на отдельные составляющие.
А затем организм использует эти «отщепленные» элементы там, где считает уместным. То есть встраивает полученные «белки» в новые «цепочки».
Где-то оказывается ко двору отдельная цитата из Канта. Где-то удачно ссылаются на точность одной из его мыслей или наблюдений. И использование этих фрагментов практически не зависят один от другого…
Раздробленность и фрагментарность,
как культурные феномены
В культуре, как она реально функционирует, наследие любого автора присутствует как набор несвязных фрагментов. Мало того, именно в таком виде до нас дошли прославленные тексты некоторых древних мыслителей.
Например, Эпикур и Демокрит известны почти исключительно по фрагментам и ссылкам более поздних авторов. При этом они прочно занимают своё место в культуре, в частности потому, что идеи имеют значение сами по себе, независимо от формы высказывания.
Идея атомизма настолько важна, что Демокрит занял своё место в истории философии, несмотря на отсутствие целостных текстов.
Можно констатировать, что даже в эпоху расцвета книжной культуры существовала нужда не только в целостных книгах, но и в неких наборах из их фрагментов.
Так что «клиповое мышление» в XXI веке оказывается настойчивым напоминанием о примитивном стремлении «культурного человека» разбивать информацию на прагматически употребляемые фрагменты.
Школьные издевательства
над культурой чтения
Если что и угрожает книге, так это школьный процесс образования.
Ученик приходит в школу с кипой учебников. Однако всех их можно лишь с натяжкой назвать книгами. Ибо детям приходится их читать совсем не так, как книги.
Будь эти книги не учебниками, то их читали бы одну за другой более или менее подряд (или иногда – по две книги одновременно). Учебники же рассчитаны на то, чтобы их читали урывками, по одной главке или по одному параграфу. И читали вперемежку с другими учебниками. Между собой не связанными ничем, кроме «расписания занятий».
Школьное расписание – настоящее издевательство над культурой чтения. Точнее, над всей гутенберговской идеей линейной текстовой последовательности: одному предмету и одной книге здесь уделяется, как правило, не более одного академического часа (даже не астрономического). После чего внимание ребенка должно немедленно переключиться на совершенно другой предмет и другой учебник.
Школа, разумеется, вводит этот «рваный» режим не из-за дурного вкуса методистов, а из-за грандиозности стоящих перед нею задач. Ведь учителям за ограниченный срок следует «упаковать» в голову учеников большой набор знаний по самым разным наукам.
Таким образом, раз в школах по прагматическим причинам увеличивается плотность и разнообразие сообщаемой информации (см. «Пять факторов возникновения «клипового мышления»»), то в них навык последовательного поглощения «гомогенного информационного потока» заменяется навыком быстрого переключения между несвязными информационными потоками.
«Некнижность» учебно-справочной
литературы
Вообще учебная и справочная литература обладает многими родовыми признаками некнижной культуры. В ней отсутствуют или подавлены как механизмы авторства, так и моменты удовольствия читателя от стиля изложения.
К тому, что учебная литература предназначена для обращения к различным её фрагментам по мере надобности (а не для беспрерывно-целостного чтения), уместно добавить, что учебники и справочники связаны с определенными учебными заведениями, профессиями и отраслями производства и не имеют смысла вне их контекста. Этим они отличаются от художественной литературы, сохраняющей актуальность и после исчезновения отдельных их окружающих реалий.
Например, трагедии Кальдерона ставятся и по сей день, несмотря на исчезновение дворянской чести и дуэлей.
Прагматизм молитвенника
Чтение справочника требует постоянного переключения между разными темами. Справочник – это ступень, ведущая от мира книг к миру, где словарная статья входит уже не в словарь, а в глобальное информационное пространство. То есть в мир не просто книг, а словарных статей и информационных сообщений.
Подобный подход к книжности был известен ещё во времена европейского средневековья. Воплощение прагматических тенденций можно обнаружить в церковной книжности – сборниках молитв.
Молитвенник абсолютно прагматичен. Содержащаяся в нём подборка не является ценной сама по себе. Она предназначена исключительно для помощи пользователю в разных житейских ситуациях.
Он не является авторским в полном смысле слова.
Он не уникален, поскольку церковь предлагает и другие сборники молитв.
Он не целостен, поскольку отдельная молитва, с которой верующий обращается к Богу, куда важнее их связки друг с другом в молитвослове.
Междисциплинарность
как двигатель прогресса
Идея целостной книги тесно связана с системностью наук и профессий, подразумевающих последовательное изложение и целостное понимание. Но гармоничное осуществление подобного «культурного стиля» связано с изолированным существованием данной предметной области. К примеру, монографии по химии выходят из печати пока существуют учёные-химики, которые за честь считают ничего не знать, кроме химии.
Однако как минимум со второй половины ХХ века изоляция наук и профессий стала разрушаться. Начали появляться все более прихотливые междисциплинарные комбинации.
Этот процесс получил отражение в комбинировании текстов, относящихся к разным дисциплинам. Появляются междисциплинарные сборники и книги, в соавторстве написанные представителями разных дисциплин.
Но для постоянных мульти дисциплинарных трансгрессий книжная форма оказывается слишком жесткой. Мотивация отказа от книг и поиска альтернативных путей определялась междисциплинарностью реальной жизни.
Становятся популярными различные конференции с устными общениями на них. Но самые гибкие возможности для осуществления междисциплинарных коммуникаций специалисты смогли найти в Интернете и электронных массмедиа.
Рассыпание
новостной периодики
Интернет, глобально влияя на развитие «мышления постиндустриальной эпохи», всё более заметно стал изменять и стилистику прессы. Эти изменения связаны с тем, что Интернет обеспечил фантастические условия для расцвета всевозможных проявлений жанра злободневных, мелких (и даже мелочных) сообщений. В результате влияния Интернета статьи «информационных агентств» не только дружно продолжают уменьшаться в размерах, но и дробление их содержания становится всё более и более заметным.
В результате номера периодики начинают «рассыпаться», а отдельно взятые статьи всё чаще превращаются в элемент уже не номера или выпуска (и даже не частью потока материалов данного информационного ресурса), а в «кирпичик» глобального «информационного пространства».
При этом многие сетевые издания продолжают исправно объединять публикуемые материалы в «целостные» номера. Подчеркнём, что для тех изданий, которые параллельно выходят в бумажном виде, это естественно. Тогда как в виртуальных СМИ подобные связки продолжают создаваться скорее по традиции.
Однако редакционные намерения принципиального значения уже не имеют, поскольку для читателей целостность такого выпуска не является особо значимой. Потому что доступ к материалам читатель получает через поисковые машины, кросс-ссылки, специальные информационные порталы, ленты новостей и т.д.
Похвала Интернету
Вопреки критическим пророчествам Интернет – это прежде всего «мир текстов». То есть Интернет возвращает нас в галактику Гутенберга.
Вся проблема в противостоянии между режимом погружения в один единственный информационный поток и режимом постоянного переключения между разными потоками. Угрозу книге представляет не отказ от текста как такового, а отказ от длинного, целостного и линейно выстроенного текста. То же самое происходит и в мире экранных образов, где фильму противостоит клип.
Электронные коммуникации настолько универсальны, что могут служить самым разным стилям мышления. Интернет, ридеры и другие электронные средства вполне могли бы дать второе дыхание книжной культуре, ещё и сократив затраты на производство книг. Но Интернет и новые коммуникации не столько порождают, сколько облегчают формирование нового стиля в отношении человека к окружающей его информации.
При этом писатель может тешить себя иллюзией, что его книга – это целостный текст. Но написанной им книге предстоит встретиться с читателем, который будет успевать прочесть в ней только фрагмент-другой, после чего он будет вынужден отвлечься на что-то другое. Образно говоря, хотя свекла в магазинах по-прежнему будет продаваться цельной, но употребляться она будет в порезанном виде… | 
